Владимир Буров - Альфа Центавра [СИ]

— Почему?

— Вы не слышали залпов нашего расстрельного батальона.

— Для этого дела нужен целый батальон?

— Нет, это редко когда, только для вас, если пожелаете, а так как, я знал, что вы пожелаете, то и приготовил вам этот сюрпрайз: весь расстрельный батальон. Обычно хватает одного взвода, даже полувзвода.

— Нет, нет, мне Бродский пришлет Облака и мы улетим отсюда. И знаете почему?

— Почему?

— Так умирать не хочется. Как бы мы счастливо жили, если бы здесь была…

— Америка.

— Нет, не думаю. Если бы здесь была Россия.

— Мы и так в России.

— Нет, нет, вы ошибаетесь, милейший Фрай, это не главный тракт, а слепая кишка, аппендикс.

— Да, — согласился он, — отсюда только один выход — операция.

— Вы это знали заранее. Она сняла батистовое платье и встала в белом рядом с Колчаком. Он был в генеральском мундире.

— Ты не хочешь раздеться, милый друг? — спросила она.

— Здесь Это делать нельзя, — ответил Верховный.

— Почему?

— Это не кино, а они же ж смотреть будут.

— И?

— Боюсь сорваться. Ибо я расстроен поражением.

— Так ты имеешь в виду, что мы должны трахаться? — удивилась Фекла-Ольга.

— А ты?

— Я думала, нас просто расстреляют и всё. Пока все, продолжение следует. Замечание: Не Фекла должна здесь быть, а Щепка. Фекла с Врангелем.

Аги за рингом хотела добить развалившего Ко, но он поднимал ноги вверх и не давал ей подойти ближе.

— Вставай.

— Нет.

— Потому что лежать нельзя.

— Где это написано?

— Вы вообще в курсе, что я учительница?

— Да, слышал, слышал. Но! Не верю. Скажи что-нибудь умное, тогда я встану. Не мозес?

— Что бы сказать такое, чтобы ты прекратил относиться ко мне несерьезно? Фекла держала на спине разъехавшегося Котовского. Но увидела эту сцену:

— Колчак на спине с поднятыми лапками, и перед ним, как воинственная Артемида, Аги. И странно: подумала, что это ее мужик, на Колчака. Ибо Оди и видно не было. Он один сидел на ринге, пил кофе с сыром, и смотрел:

— В обратную сторону, туда, за сцену, и думал: что там может быть? Фекла бросила Котовского на произвол судьбы. Она тихонько подкралась к Колчаку, обошла его, и предстала перед Аги, как лист перед травой, что значит:

— Неожиданно. — Да, вот так бывает, люди сосредоточены на чем-то своем, а тут как тут: кто-то третий.

— Ты чё?

— А тебе какое дело?

— Это мой мужик.

— Твой, впервые слышу.

— Я могу и напомнить.

— Ну-у, что ж: я звала тебя и рада, что вижу, — сказала бывшая жена Махно Агафья, забывшей кто ее муж Фекле. И тут же бросила Подхватом. Но Фекла была к этому готова, и упала на татами уже с удушающим захватом. Аги хотела сказать:

— Ах, ты стерва Камергерская — задушу! Но не смогла. Фекла-Ольга редко применяла этот прием Тигра, тигра не каратистского, когда нападают, преображая руку в коготь тигра, а настоящего, хитрого подлеца, когда он сознательно притворяется слабым, немощным додиком и лежит, подняв лапки кверху. Возможно, и Колчак в это в время уже севший в позу лотоса, тоже думал прикинуться уставшим от жизни человеком, которого можно взять голыми руками. Имеется в виду:

— Без размышлений о Хлопке Одной Ладонью. — Но, думаю, не в этот раз. Думаю, просто заигрался, и теперь скорее всего и он получит по рогам.

— Всё, всё, всё! — закричал с ринга Оди, и даже уронил один маленький кусочек сыра, который держал во рту.

— Вот именно, что всё, — сказала… сказала Щепка, которая очухалась, и ползком достигла места, где сидел в позе Лотоса ее жених Ко, она хотела сказать ему всё, а именно:

— Почему он позволил избить ее всем, кому не лень, а? Тут и Фекла вспомнила, что Колчак, скорее всего, не ее мужик, а оглянулась на приунывшего Одиссея. И тут разлился и второй свисток, свидетельствующий о… нет, не об окончании всех боев и подсчете ставок, а наоборот:

— Это последний бой!

— Кто победит — тот забирает Бриллиант Сириус и вместе с ним и город Царицын. — Это всё сказал, наконец, очухавшийся Нази. И добавил на возглас:

— Независимо от того, на кого больше будет ставок:

— Да, но второй вопрос насчет ставок можете не задавать, ибо находится в секрете. Бой между Щепкой и столкнувшейся с ней в последний момент Феклой уже начался, когда из зала крикнула Коллонтай:

— А нас нет денег на ставки.

— Кто это сказал? — рявкнул Фрай, который раньше был судьей, даже не судьей на ринге, а был простым опахальщиком, секундантом.

— А теперь? — спросила Кали.

— Что, а теперь?

— Ху а ю?

— Ах, это, называй меня просто пока что: главный судья соревнований.

— Непонятно, откуда берутся такие карьеры, — пробурчал сидящий с ней Дэн. Тем не менее, Фрай посадил на Своё место Главного Судьи опять этого дохлого Амер-Нази, а он в свою очередь опять взял Аги и Оди.

Почему? Он просто начисто забыл, с какой стати взял их в первый раз.

А смысл был:

— Они представляли разные круги интересов. — Сейчас-то можно было бы под шумок взять только своих. Да только:

— Кто они, свои-то? — Ужас! Ибо каждый понимает:

— Я бы запомнил. И… и Фрай начал раздавать людям деньги.

— За что, родной? — спросил, как убогий, по своему обыкновению Котовский.

— На ставки, на ставки, бери пока дают, — рявкнул Фрай, прикрывая пачки бабла крышкой чемодана.

— Дайте мне фунтами.

— Зачем?

— Хочу, знаете ли, опосля вернуться на родину.

— Так ты оттуда? — спросил с испугом Фрай, ибо рассчитывал на Котовского в своих делах.

— Откуда? Вилли, не поднимая головы, кивнул на потолок.

— С потолка?

— Да с какого потолка, с Альфы, я имею в виду, и ее Центавры?

— Прощеньица просим, но мы с Пикадили.

— Из Ландона?! Из самого, али из Пригорода?

— Да, лушче из Пригорода. И знаете почему? Называйте меня просто:

— Граф Кентский.

— А не боишься, что будешь первым.

— Куды?

— Дак, расстреляем ко всем чертям — вот и всё.

— Нет.

— Почему?

— Дак, знаете, чай, наверное: сбехгу.

— Куда?

— Сказал же: в Ландон. Я оттуда. Фрай махнул рукой и выдал этому олуху царя небесного двадцать фунтов стерлингов.

— Больше нельзя.

— Да иди ты отсюда! — толкнула его Кали, и попросила Фрая:

— Тоже, дайте мне, пожалуйста.

— А вам какими? — спросил Фрай, вытирая пот со лба.

— Датскими э-э там что у нас? Кроны? Тогда кронами.

— Берете?

— А Шведские Тройки тоже там? — поинтересовалась леди. — Ну, чтобы и то, так сказать, и другое было вместе.

— Если вы будете вести такие переговоры с каждым Роллс Ройс нам никогда не достанется, — сказал Василий Иванович. Но сам на всякий случай запомнил, как надо вести дела-то.

— Ладно, ладно, ухожу, но мне дайте и на мужа, он генерал, иму, пажалста, двойную порцию, и этими, такими зелеными, как листья в утреннем майском саду.

— Дайте ей майскими жуками! — рявкнул недовольно Пархоменко. Но она ему только улыбнулась. Фантастика, а нас бы за такие слова обозвали грубым словом:

— Дурак.

Далее, оказывается, что с победителем уходят только те, кто на него ставил!

— А против — значит против. — Вот так-то ребята. Как говорится:

— Жаль, что мы не знали.

Кали никому не изменяла, но иногда забывала, с кем была намедни, а порой и вчера, хотя ей казалось:

— Нет, нет, она помнит, но! Но не хочет думать о плохом.

— Так разве плохо было? — спросил ее Василий Иванович.

— Прошу прощенья?

— Это я, ты чё, забыла?

— Если бы это был ты, я бы тебя вообще не запомнила. Впрочем, ладно, если ты так беспрецедентно набиваешься, возьми с собой еще Пархоменко.

— Ты меня не помнишь?

— Ты кто?

— Тебя сюда кто пропускал?

— Куда сюда?

— Я хговорю: тебя в Кремль я пропускал?

— У тебя… в том смысле, что ты стоишь во всех местах, я не поняла?

— Где и где? Прости, может это и так, как ты говоришь, а я просто забыл про свой левый канал.

— Ты сказал:

— У меня стоит не только здесь, но и в Кремле.

— Это слишком вольный перевод.

— Почему?

— Потому мы что находимся в Кремле. Или тебя при входе не стучали лбом о Царь Колокол?

— Правда? Я почему-то этого не помню. Нет, помню, конечно, но кажется забыла. Пархоменко — точно!

— Я не…

— Пожалуйста, не забывай, что я прошу тебя уже второй раз:

— Возьми с собой и его.

— Кого? Коллонтай остановилась, посмотрела влюбленными глазами на Чапаева, и спросила:

— Ты не Ротшильд?

— Нет.

— И не его брат?

— Нет.

— Почему?

— Потому что его брата мы расстреляли намедни, а сам успел сбежать в Америку, не без помощи нашего э-э Американца, — он кивнул на Амер-Нази за судейский столом.